-Сам ныряй, - прошипел Кроликобой, словно выплюнул горсть помета (которую он почти тут же, действительно, выплюнул), и отряхнулся. "Что ж, горностай его и вымыть соблаговолил, и рану сам же вызвался перевязать. Выходит, не такой уж он и страшный... Ну, поехавший малость, но ведь о остальной шушеры держится особнячком, оно и видно. Значит, можно потом и на свою сторону склонить."
Хорек мнил о себе слишком много, а возможности матерого охотника наоборот - недооценивал. Однако после публичного унижения и пережитого испуга ему хотелось хоть как-то реабилитироваться (если не в глазах туземцев, то в своих собственных).
Какая-то сердобольная хорьчиха при виде "санитара" запричитала:
-Такое безобразие! Дедушка встать не может, дети, вы бы хоть выручили ближнего!
"Дедушка??? Мадам, мне двадцать семь сезонов, матушку вашу за ухо! Вы что, слепая?" - хотел съязвить хорек, но увидев, как сохнущее поверх нанесенных узоров оставшееся содержимое нужника заставляет поблекшую шкуру съежиться, ответил иначе:
-Да, дети, помогите, дедушке Кракозябру! Глупый горностай загубил мою волшебную личину молодости и красоты, - при виде изумленных мордашек малышей, Кроликобой осклабился. - Да! И домик порушил, нечестивый подонок! А теперь помогите мне встать... Ага, спасибо... Соорудите мне клюку по-быстрому, а-а еще рога, украшения и домик новый.
С минуту детвора смотрела на него с тупым недоумением, а через минуту притащили резную трость из бедренной кости, рога из злополучного коромысла; через пять минут они скрылись в хижинах - доски и палки для будущего домика искать.