Остров Сокровищ |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Остров Сокровищ » Квестовые эпизоды » Горное озеро, из которого берет свое начало река Атлауа
Горное озеро с прохладной водой, из которого берет свое начало река Атлауа. Туземцы не дали ему названия.
Отсюда можно перейти в локации:
Парящий Остов
Лес Каматли. Джунгли около лагеря хорьков
Лес Каматли. Джунгли около лагеря пиратов
Лес Каматли. Река Атлауа
Часовые сидели, насупившись, у небольшого костерка и не слишком прислушивались к разговору пришельцев, решив, что если они и задумали чего, Пасечник вмиг их перехитрит. Так или иначе, но Патч голоса не повысил, когда решился ответить:
-То были его старшие кузены, дядья и другие родственники по линии матери. Повилика нещадно истребляла перевязок почти сразу, как на свет появился Пятнистый. Все это были, гм, несчастные случаи на охоте, вероятно, потому благоразумный и осторожный Крапчатый (так некогда звали Пасечника) никогда не охотился, предпочитая возиться со своими обожаемыми пчелами. Пожалуй, даже больше, чем с собственными детьми, которых к моменту покушения у него было уже с полдюжины. Братья почти не конфликтовали в открытую, да, Крапчатый подпитывал презрение к тунеядству Пятнистого, а тот завидовал работяге-семьянину, обеспечивающему племя лучшим медом - но не более того. Все поменялось, когда в Ночь Кинжалов во время очередного конкурса не менее дюжины клинков угодило в старого вождя... Тогда началась страшная суматоха, поножовщина, погибло еще не мало туземцев, в том числе и Повилика, виновница торжества.
Квази-хорь улыбнулся собственной шутке, но поняв, что никому не смешно, продолжил как ни в чем не бывало:
-Через два дня, когда немного улеглись все страсти, когда Рябого и других предали земле, возник вопрос об избрании следующего вождя. Все надеялись на хорька-перевязку, но таковых уже не оставалось. Разве что Крапчатый со своим семейством. Вот тут-то Пятнистый решил довести дело до конца и послал уцелевших родственников мамаши перебить последних семерых перевязок... У Крапчатого-Пасечника, как говорят - и я, при всем моем скепсисе, охотно этим фактам верю - особая связь с пчелами: они чувствуют его волнение, его радости и огорчения, его тревоги и даже гнев. В ту ночь он даже не схватился за копье, насекомые опередили его и зажалили незваных гостей насмерть. Пятнистый и тут не растерялся! На утро обвинил сводного братца в колдовстве, объявил его исчадием ада и Слащавым Убивцем, после чего изгнал и его, и жену его, и детей. А сам, будучи все-таки наполовину хорьком-перевязкой, воцарился на Плато. И правит там по сей день.
Сима стояла несколько особняком от друзей, изредко поглядывая на детей Пасечника. "С дюжины детей. Можно не сомневаться в том, что этот Пасечник семьянин. Да ещё какой! Правда, судьба наделила его материальными богатствами... Хотя нет, мёд вполне себе материальная ценность. А ещё с пчёлами дружен. Приятно знать, что есть ещё звери, сохранившие связь с природой."
Мышка потихоньку погрузилась в воспоминания не такого далёкого детства, греющего своими лучами даже в самую тяжёлую минуту.
Семья чайных мышей направлялась в дом старого Пасечника. Сима и близняшки всегда считали, что они отправляются в сказочную страну. Малыши бегали впереди, играя в догонялки, а родители замыкали шествие, о чём-то шепчась. Взобравшись на холм, перед диббунами открылся удивительный мир цветов и пчёл, который редко где встретишь. Дом напоминал им замок, в котором жил старый добрый волшебник, умеющий говорить с пчёлами, а пасеки очень были похожи на дом самого волшебника. Они стояли вдоль небольшого озёра, ограждённого деревянным сетчатым забором, который покрылся виноградными лозами. Мышата всегда бежали к этому озеру, чтобы поговорить с пчёлами и принести им вкусненького...
Не смотря на воспоминания, Сима решила вернутся к реальности и хоть немного поучаствовать в разговоре:
- Выходит, и это райское место не обходится без интриг и кровопролития. И после этого Пятнистый и Пасечника не контактируют друг с другом?
Отредактировано Сима Хасима (2 августа, 2015г. 00:37)
-От чего же нет? Контактировали пару раз, - Патч бросил любопытный взгляд на хорьчиху-стражницу. Последняя спешно спускалась по винтовой лестнице, сняв маску. Красивое но несчастное лицо несло на себе свежий пчелиный укус, а в глазах застыли слезы - ни то боли, ни то обиды. При виде гостей, она тотчас сунула личные проблемы поглубже за пазуху и ответила обычным своим холодным тоном:
-Пасечник примет вас через минуту. Проходите.
-Сперва пасека находилась на берегу Озера, - продолжил квази-хорь, поднимаясь по бамбуковым ступеням. - Как вы уже могли заметить, на восточной его части произрастает множество цветов-медоносов. Однако Пятнистый не мог просто так отпустить брата: даром что ли Крапчатый делал самый лучший на острове мед и никогда не страдал от пчелиных укусов? Пасека начала подвергаться набегам воришек с хорькового Плато, и пусть часть из них кусали, Пятнистый не решался оставить перевязок в покое... Вероятно, всякому терпению приходит конец. Крапчатый, его супруга и тринадцать отпрысков перебрались сюда, построив настоящую цитадель, скромно прозванную Усадьбой. С другими хорьками впредь они уже не водились и прекратили продажу меда даже самым близким друзьям. Часть племени знает об Усадьбе и иногда пытается поживиться ее богатством. Но Крапчатый, отточив и ум, и изобретательность, и внезапно окрепший маразм, пускает посетителей через одного, и далеко не все уходят со сладким. Некоторые не уходят вовсе. Таков его замысел. Это медовое хозяйство - его прижизненный памятник, предмет его обожания и ненависти, потому он все больше вживляется в него, не взирая на физические и духовные недуги, став одним из негласных идолов острова Печали. И нам этого, гм, идола надо будет задобрить. Вы готовы?
-Хм, конца истории я никогда не слышала.День прожит не Куница очень мало слышала о последних контактах этих личностей, поэтому не решилась высказать слухи.Мало ли, вдруг они являются лишь сказкой о легендарных личностях, придуманной скучной ночью у костра каким-нибудь бессоным стражником.Но после слов Патча она всё-таки убедилась, что это не так.Стальнолапка поспешила подняться по лестнице, стараясь не сильно повреждать пол металлом.Ей не терпелось увидеть как же выглядит Пасечник, ведь она его ни разу не видела, а только слышала о нём рассказы.И опять же ведь они могли привирать.
-А ты когда-нибудь лично сталкивался с Ним?-тихонько спросила куница у Патча.
Дверь была прямо перед ними, сквозь щели сочился свет вперемешку с приторным сладким запахом, который был таким плотным, что казалось, его можно попробовать на вкус. Прежде чем войти, Патч глубоко вздохнул и пробормотал что-то на шпротском.
-Мне должно сталкиваться с ним минимум дважды в сезон, - так же тихо ответил он Стальнолапке. - Он мой пациент.
Когда друзья ступили на второй этаж, половицы мерзко скрипнули, и хотя пол был укреплен несущими балками из прочнейшей древесины, сложно было поверить, что они столько лет держат такую ношу: от пола до потолка просторная комната была заставлена горшками, горшочками, бутылями, бочонками, кадками и еще десятком кашпо с цветами. Мед, воск, прополис, пчелиный яд, алиссум перекликались с каким-то новым сладковатым запахом, к источнику его вел тростниковый ковер, шедший с порога и до деревянного пьедестала, обрамленного бархатными истертыми подушками. Спинку кресла образовывала бамбуковая арка, скрепленная в подкову прочными веревками, паутиной сплетающимися за широкими плечами обрюзгшего тарантула, смутно напоминающего хорька-перевязку.
Когда-то Крапчатый был потрясающим образчиком своей породы - высоким, жилистым, чрезвычайно ухоженным - но от прежнего его лица остались только типичная темная хорьковая маска, обрамленная хищными бровями и длинными бакенбардами да россыпь кремовых пятен на рыжеватой спине и плечах. Как и его дети, носил он килт и жилетку, но килт глубоко впивался в студенистое брюхо, а просторная жилетка, обтянула почти женскую грудь. О сандалиях речь не шла, потому что надевать их было не на что - немногие оставшиеся пальцы на иссохших стопах разлагались, обнажая кость. Поражены были и три пальца на правой руке. Помимо обычных пятен, шкура Пасечника пестрела какими-то новыми широкими отметинами, оказавшимися при ближайшем рассмотрении мокнущими трофическими язвами. Невесть откуда явившиеся муравьи жадно лакали экссудат, а пчелы из единственного улья по правую лапу хоря периодически этих муравьев съедали. Словом, хозяин усадьбы давно превратился из дворянина в необъятную рыхлую источенную диабетом тушу, не способную передвигаться без посторонней помощи... Лишь нездорово поблескивающие глазки оповещали о таящемся где-то там по слоями жира и гноя воспаленном разуме.
-Ближе! - прохрипел Пасечник. - Представьтесь, а то Мириам поинтересоваться не удосужилась.
-Добрый вечер, сэр, позвольте представить...
Прежде чем Патч договорил, глиняная чашка разбилась об стену рядом с его головой. "С каждым сезоном все истеричней. Догадываюсь, почему отпрысков у него осталось всего десять."
-Мы вроде бы знакомы, Клостер, - с ядом заметил хорь, а затем обратился к спутникам Мышеедоеда. - Так кто же вы?
Отредактировано Патч Клостер (28 августа, 2015г. 16:05)
Убранство залы (если учитывать то пространство, которое было занято всякого рода горшками, то это помещение стоит назвать именно так) весьма поразило мышку. Как и образ Пасечника. "Гниение тела, похоже, повлияли и на его разум. Буду надеяться на лучший исход."
Симе не очень хотелось думать о том, что её супруг мог выжить на острове и начать "гнить". Она никогда не желала никому зла. Во всём.
Поэтому после броска Пасечника горошком, мышка кинулась на пол, прикрывая голову лапками. После неловкого затишья Сима села на коленки, скрестив передние лапки на груди, и решилась всё-таки представится:
- Моё имя Сима, Пасечник ксианшэнг, - сказала мышка, оставшись в том же положении, лишь прикрыв глаза.
Дальше мышка не стала говорить, потому как её об этом не спрашивали. А получить горшком в голову не хотелось, да и другим не желала.
Отредактировано Сима Хасима (25 июля, 2015г. 16:14)
От чего можно лечить героя легенд и рассказов?Но, лишь сделав шаг в обитель этой самой легенды, и увидев её, куница поняла от чего.Само тело "легенды" одним своим видом показывало степень болезни.Стальнолапка поджала губы и положила лапу на грудь, силясь сдержать свои внутренности, которые рвались посмотреть мир.Она с трудом удержалась на лапах от вида Пасечника и запаха ненавистного ей мёда.Заметив стремительно летящий объект, Стальнолапка подняла правую лапу в защитном жесте, надеясь на удачу.Она уже начинала сочувствовать Патчу, вынужденому по каким-то неведомым причинам лечить это...существо.
-А я Стальнолапка,-представилась куница, прикрывая нос плащом.
Как только Ганслингер оказался в зале, где сидел Пасечник, вместе со своими друзьями, он сразу же осмотрелся по сторонам. В помещении было довольно-таки красиво, однако всё было заставлено горшками, бутылками, бочонками и прочими подобными вещами. Горностая это не удивило, ибо он прекрасно представлял, чем Пасечник занимался по жизни. Не теряя времени даром, Ганслингер тут же направился к креслу Пасечника по ближе, чтобы своими собственными глазами увидеть того, кто делал прекрасный мёд, который горностай так любил. Парнишка уже было нарисовал в своём воображении портрет прекрасного зверя, как увидел его... Стоило только краю глаза Ганслингера увидеть этого... зверя, как тут же построенный в голове воображаемый образ Пасечника улетучился, словно дым от костра на ветру. Зверь этот гнил, причём не только морально...
"А-а-а! Святые сезоны! - подумал горностай, уже разглядев Пасечника получше, - Как он ещё не помер от всего этого?.. Кошмар!"
- Я Ганслингер, - представился горностай Пасечнику, учтиво склонив голову, и тут же отвёл взгляд чуть в сторону, не в силах больше смотреть на то, во что превратился этот зверь. К тому же горностая явно удивило то, что Пасечник ещё способен кидаться чем-либо в таком состоянии. Благодаря хорошей реакции Лингу не составило особого труда увернуться от кинутой глиняной чашки.
Отредактировано ганслингер (25 июля, 2015г. 09:21)
Пасечник с минуту разглядывал пришельцев, чуть подавшись вперед (не трудно было догадаться, что кресло служит хорьку и стульчаком, там почти наверняка есть дырка), потом почесал один из десятка дряблых подбородков оставшимися на правой лапе пальцами. Весело крякнув, толстяк обратился к кому-то пятому:
-Ты только глянь, Розамунд! К Хорьку-в-Заплатках присоединились сегодня горностай, куница и мышь! Ты бы с кого начала? - Крапчатый серьезно вслушивался в пчелиный гул, заметив недоуменные взгляды путников, он заговорщицки зашептал. - Видите ли, не могу я вас просто так пропустить к Северным Скалам. Сперва конкурсы и призы... Ну, или смерть от пчелиных укусов, если уж на то пошло. Это Рози придумала - не я. Жена у меня такая затейница...
Пасечник мерзко захихикал, периодически кивая и поглядывая на зверей: "Да... Дааа?... О, ну ты и хитрюга!" Наконец, он выпрямился на своем постаменте и по-деловому скрестил лапы на груди, от чего на подмышках с мерзким хлюпаньем раскрылось еще несколько заживших было язв.
-Ладно, начнем-ка с мыши. Она у нас, судя по разрезу глаз и скулам, с Загадочного Востока. Дева-загадка, э? Загадит жизнь кому-угодно, - Пасечник прыснул от собственной шутки, но после, взяв себя в лапы продолжил с самым серьезным видом. - Итак... Сима. Ты видно в курсе, что наш общий друг-овсяночник периодически мне помогает. Я дал ему в прошлый раз две бочки меда и отличную бутыль прополиса. А он, докторишка хитрый, наградил меня столом, в который раз. Стол этот бесполезен, ножек у него нет, и ничего на него не поставишь, но доктор Клостер уверяет, что без него я пропаду. Как думаешь, что это за стол такой?
Поросячьи глазки хорька хитро поблескивали. Неверный ответ мог стоить мыши жизни...
Сима задумалась. Хитрющая улыбка Пасечника обещала ей тысячу пчелинух укусов по всему телу. Жить, конечно же, хочется всем, но может случится всё, что угодно.
"Что это может быть? Поднос. Но на поднос ещё можно что-то поставить." Мышка посмотрела на Пасечника. Тот не двинулся со своего места, как по началу ей казалось. Она начала его рассматривать, надеясь углядеть за этой разлагающихся тушей тот необходимый "стол" из загадки.
"Ноги. Точнее то, что от них осталось. Он, наверняка, не может ходить. А если и перемещается, то при помощи кресла-каталки, если я не ошибаюсь. Пока я её не вижу, но думаю, что она есть... Раз он практически не перемещается, то ему нужно разместить туалет поближе к нему. Но его я не вижу и не чувствую запаха..."
Сима тяжело вздохнула.
"Мёд, похоже, перебил запах экскрементов... Или что-то загородило его распространение... Раз так, то туалет расположен под Пасечником. Очень необхадимая вещь. На него особенно не поставить, но сидеть на нём можно. Ведь в загадке не сказано, можно ли на нём сидеть..."
Прежде, чем ответить, Сима задала себе два вопроса, на которые она должна была ответить. Что важнего в жизни зверей, которых она знала и узнала, она сделала? Для тех, кого она знала, она сделала не очень многое, а для друзей, которые сейчас пытались сохранить самообладание, чтобы не освободить внутренности от завтрака или не унести ноги подальше отсюда, он ещё не успела. Может ли она, в случае провала, дать возможность другим выжить? Да, но надежда, как говорится, умирает последней.
- Это Ваш стульчак, Пасечник ксианшэнг, - ответила Сима, сидя в ожидании очередных насмешек и, возможно, рой пчёл.
Вероятно, Пасечник ждал прокола, но ответ мышки лишил его дара речи. "А вот и нет, глупая, а вот и не правильно! Это ж ди-е-ти-чес-кий стол," - сказал бы он в ином случае. Но нет, вы только поглядите! Козявка назвала его стульчак, ясен день, без ножек и не пригодный для обеда! Но, проклятье, на нем же, как и на столе, лежит ломоть тухлого живого мяса, выдержанный в пыльце и меде, словно кусок свинины. Стало быть, она издевается! Даже этот наглец квази-хорь осторожничает, стало быть, у мыши есть какой-то секрет...
Пасечник достал откуда-то глиняный шарик, взвесил, подумал, и положил обратно. Пока повременит, пока понаблюдает за мышью.
-А ведь какая смекалка, да? Розамунд? Фи, опять надулась, вы только поглядите на нее! - Крапчатый указал на безмолвную фигуру, частично затененную горшками с медом в другом конце комнаты. Всплеснув лапами, Пасечник неловко сломал указательный палец на правой лапе, досадно поморщился и отгрыз иссушенную плоть до самого сустава. Пока он сосредоточенно прожевывал собственную плоть, на месте пальца поблескивали тонкие кристаллы сахара. - Так о чем я?... Ах, да, куница-стальнолапка! С твоей правой явно что-то не то, но ты отлично справляешься с увечьем, ведь так? Однако бьюсь о заклад, ты не знаешь что можно взять в левую руку, но нельзя в правую? Этого ты точно не сделаешь... Впрочем как я и любой из твоих друзей.
Взгляд Пасечника стал жесче: больше он шуточек не потерпит.
Симе стало немногим легче. Казалось, опасность миновала, но угрожающий жест Пасечника её насторожил. "Выходит, всё не так просто... Либо он решил надо мной пошутить, сказав, что я правильно ответила на загадку, а после устроить пчелиную атаку в спину, либо он загадывал что-то другое, но я ответила иначе и он решил, что и этого ответа достаточно... Время покажет."
Мышка не очень любила загадки. Дело было не в нежелании думать
Был дождливый вечер. Семейство чайных мышей уселись около домашнего очага и, чтобы малышам не было скучно, родители загадывали загадки, а в качестве приза раздавались засахаренные каштаны.
- Жу, что бывает одного цвета круглый год?
- Ёлка! - радостно пискнули близняшки.
- Ксу, не надо так себя вести! Настанет и твоя очередь, - строго сказала мама, но обоим малышам отдала по каштану, чтобы не подрались.
- А мне казалось, что это камни, - удивлённо сказала Сима.
- Твой ответ тоже имеет право на существование. Как и любые твои действия, - тихо сказала мама, положив в её лапку каштан, - Даже самые неприятные.
Она мягко улыбнулась и пожелала малышам спокойной ночи.
"Фу, какая гадость!Как можно жрать себя, когда твоя плоть гниёт и разлагается?"-подумала куница, глядя на тушу, расположившуюся перед ней.Однако она сосредоточилась и направила ток мыслей в нужном направлении, а именно на решение загадки.
"Интересно.Наверное это что-то не из того, что окружает меня, так как я могу подойти к чему угодно и взять что угодно, но разницы не будет от того, какой лапой я возьму это."-размышляла охотница, глядя на правую лапу.Чем же именно эта лапа отличалась от других?
"Нужно просто взять себя в лапы и думать только о решении.Забавное выражение-взять себя в лапы.Это как?Обнять себя что-ли?"-мысли куницы вновь отстранились от основного течения и она всё-таки попробовала обнять себя.Получилось неплохо, даже приятнее стало.Во время этого процесса она заметила на левой руке пушинку, но сначала почему-то побоялась убирть её перчаткой, боясь поцарапаться.Стальнолапка попробовала сделать это левой лапой но...ничего не получилось.В этот момент куницу озарило.
"Конечно!В левую лапу нельзя взять левую лапу, а в правую, соответственно, правую!В то время как в левую можно взять правую, а в правую левую!"-от этих немного запутанных мыслей кунице сначала подумалось, что она сошла с ума, но потом поняла, что пока вроде всё в порядке.
-Это правая лапа!-торжественно провозгласила она.
-И это правильный ответ! - столь же торжественно ответил Пасечник. - Розамунд, ну разве она не прелесть? А?
Из дальнего угла комнаты впервые за этот вечер донеслось какое-то бормотание и затемненное лицо, казалось, начало одобрительно (как решили друзья) гримасничать. Видимо, в укрытии супруги Пасечника есть и второй улей, потому что оттуда на непрошеного мотылька ринулось несколько пчел. Никто (быть может, кроме Патча) не понял, откуда явился мотылек, но хозяину поместья было все равно:
-Харрр! Чертов бражник! Убейте! Убейте вора!
Квази-хорь хлопнул по мотыльку ладонью, и лишь тогда Пасечник немного успокоился. Меж тем, Мышеедоед тихонько передал насекомое - живое и невредимое - Симе, шепнув одними лишь губами: "Загадайте желание. Любое, но то, что в силах исполнить простой смертный."
Меж тем, Пасечник продолжал:
-Так о чем бишь мы тут калякали?... Оп-па, горностай! Ну-с, гер Ганслингер, есть такая штука - ее бросают, когда используют, и поднимают, когда она не нужна. Что же это? Явно не бочонок меда, хех, его бы вы не бросили... Быть может, если ответ будет верным, вы этот бочонок и получите, а?
Что получит Ганслингер, если ответ окажется неверным, Пасечник умолчал.
Держа в лапках бражника, мышка испытывала поистине детский восторг. Он был красивым: большие крылышки тёмно-синие, а более мелкие жёлтые с синей полоской. На спинке у него был необычный узор, похожий на череп какого-то животного.
Насекомое нежно щекотало ладошки, в которых оно было заковано. "Что же можно загадать?" Перебрав множество вариантов, Сима осознала две вещи: часть её желаний может исполнить лишь случай, а часть способно удовлетворить её эго. Она посмотрела на друзей. Они ведь тоже хотят загадать желание. И наверняка не одно. Мышка понурила голову и мягко гладила спинку бражника. "Подождём, пока нас отпустят. Потом и я тебя отпущу." Посмотрев на Пасечника она больше ушла в свои думы. "Если я отпущу сейчас, то Пасечник может не отпустить... Но если отпустить позже, то он может счесть это как издевательство... Но я не знаю, что загадать!" Посмотрев на бражника, она решила, что желание должно быть для всех. Остальное она, по возможности, сделает сама.
- Пусть окончатся страдания всех тех, кто находится в этой комнате, - тихо шепнула Сима бражнику и аккуратно, чтобы не видел Пасечник, выпустила бражника на свободу. Тот вихрем взмыл и скрылся из поля зрения мышки.
Отредактировано Сима Хасима (19 августа, 2015г. 13:07)
Ганслингер невольно вздрогнул, когда Пасечник заговорил с ним. Горностай тут же начал усиленно думать, что же имел в виду этот диабетный мешок с гнилью, когда произнёс "Есть такая штука - ее бросают, когда используют, и поднимают, когда она не нужна." Эти слова поставили молодого горностая в тупик, хотя он был изобретателем. Единственное, что шло на ум Ганслингера, это предметы используемые в качестве оружия, ежели их в качестве применения бросают, а подбирают уже после использования. Что же это могло быть? Пороховая бомба? Этот вариант тут же был исключён горностаем по одной простой причине, а именно о порохе зверей знало крайне мало, а уж всё, что наизобретал Ганслингер было для подавляющего большинства тайной за семью печатями. К тому же бомба взрывается, а значит подбирать после её использования будет уже нечего. Следующий вариант, который Линг прокрутил в своей голове, был метательный нож. Используя его для убийства врага, его именно бросают, а когда он уже не нужен его подбирают, вытаскивая из тела поверженного зверя и засовывая обратно в ножны. Хотя и этот вариант тоже не прошёл. Видимо, тут имелось в виду то, что бросают на землю, а не в кого-то. И тут горностай засиял, вспомнив минувшие дни своего детства, когда он жил ещё с отцом. Чтобы лучше защититься от нападок разбойников, Дорф Кувалда делал специальные механические приспособления, вроде больших капканов и самострелов, которые устанавливал и маскировал на подступах к жилищу. Когда же они были не нужны, Дорф снимал их.
- Я знаю, что это, господин, - улыбаясь заговорил Ганслингер, стараясь не морщиться от отвращения, глядя на Пасечника, - эта штука, которую бросают для использования и поднимают за ненадобностью - механическая ловушка для врагов! Например капкан кладут на землю и маскируют листвой, а когда он отхватит кому-нибудь лапу, его подбирают затем чтобы подготовить и разместить снова.
Отредактировано ганслингер (11 августа, 2015г. 10:22)
-Я... - должно быть, Пасечник хотел сказать "якорь", но осекся, предавшись своим заковыристым больным рассуждениям. - Я... Право, не знаю, что и подумать. С одной стороны, этот треклятый якорь, с другой - горностай-вояка, откуда ему знать корабельное дело?... Ась, Розамунд?... Да, вот и я говорю, что дело он говорит - ловушку сработавшую надобно поднять, так сказать, почистить от пойманного, а уж после бросать. А? А?! Логично все, пчела мне в зад!
Хотя старый хорек и изображал радость, болезная душа давно жаждала крови, коей никто из смышленых зверей пока и не думал ему отдавать.
-Отец, опять эти бабочки мертвоголовые, - выпалил с порога молодой хорь в деревяной маске. - Свихнувшаяся старая дрянь вконец оборзела, того и гляди, сама нагрянет...
-Ну ВСЕ! Марш в угол, поцелуй мать!
Видимо, не к месту вошедший меньшой сын оказался последней каплей в чаше терпения Пасечника. Друзья не знали, чем так чреват поцелуй супруги Крапчатого, но юноша - не старше Линга - вдруг съежился и залепетал:
-Отец... Не надо, отец! Я не хотел! Я...
-Снимай маску, и живо в угол!
Шатаясь, хорь поплелся к неподвижной туше, под отцовское "Поздоровайся с матерью! Манерам не учили?!", а когда пересохшие губы дотронулись дряблой, едва различимой в тени щеки, Пасечник вновь глянул на гостей, хихикая, словно диббун, и тыча в родного сына пальцем, видимо, в преддверии жуткой потехи.
-Здравствуйте, матушка...
Йехх! - лапа Пасечника метнулась вперед. Хлюп! - в подмышке его лопнул очередной пузырь гноя. Хрясь! - крохотный глиняный шарик разбился о висок молодого хорька, и спустя несколько секунд, несчастного облепили сотни пчел, вгрызаясь в агонирующее, визжащее, воющее тело...
-Итак, - устало промолвил Пасенчник, едва слышный из-за визга умирающего. - Нам помешали. И барсук с ним, у меня и так многовато потомства... Последняя загадка, сложная: зимой и летом одним цветом. Кто отгадает, возможно, проживет подольше Хэнниганна... Верно ведь, Хэнни?
Но Хэнни не ответил: опрокинув один из стеллажей с горшками, он выкатился вместе со своими жужжащими убийцами из комнаты, прогрохотав вниз по лестнице, с которой - на долю секунды - повеял сквозняк, возможно, тот, что принес бабочку.
Сима вытаращила глаза. Только не эта загадка! Самая нелюбимая загадка преследует её и здесь, на острове... "И что же я могу предложить? Ёлку. Но он хоть раз её выдел? А может он хочет, так сказать, поиздеваться над нашими умами, чтобы при любом раскладе выйти победителем." Она украдкой посмотрела вначале на хорька, от которого осталось лишь воспоминание и бездыханное тело (если можно его так назвать), затем на друзей. "Этим зверям я не нужна, кроме поиска пороховых трубок. Но их они смогут найти и без меня..." - подумала мышка и со вздохом поднялась на лапы. Она сделала несколько шагов вперёд, оказавшись тем самым достаточно далеко от друзей, но не так близко к Пасечнику.
- Прежде чем я получу глиняным шариком в голову, позвольте мне высказаться, Пасечник ксианшэнг. Я не отвечу Вам на эту загадку. Не потому что мне противны Вы сами. Скорее потому, что эта загадка не имеет однозначного решения. Я могу ответить Вам ёлка, и буду права. Могу ответить камни, и буду права. Могу так же сюда приписать ткани, глаза, древесина, золотые монеты, изделия из кожи, звёзды, солнце…
На какой-то момент она замолчала. Она могла и продолжить список, но знаний у неё не достаточно. И продолжила более мягко, как когда-то отвечала ей мама:
- Любой из моих ответов имеет право на существование. Как и любые мои действия, - Она склонилась в почтительно-ожидающей позе, скрестив лапки так, как если бы она носила полноценное кимоно и продолжила, - Даже самые неприятные.
Пасечник вперил взгляд в мышку, не веря собственным ушам. Она угрожает! Эта пигалица не боится, и теперь ее ответ явно был ни чем иным, как откровеннейшим нахальством!
Так или иначе, но иголки страха (или кристаллы его собственного сахара) впились в больные мозги, позволив хорьку еще какое-то время держать себя в руках.
-Знаешь, что говорит Розамунд? - вкрадчиво начал он. - Знаешь, нет? Она говорит, что ты права. Да! НО! Контекст, Сима, контекст определяет правильность ответа. Хех, не считайте меня плутом, дорогие гости, я не только что это придумал, а вчера утром, хи-хи. Так вот, в контексте нашей беседы, правильный ответ - вероломство. У него тысяча ликов, миллион, а суть одна - бежевая с коричневыми крапинами, сучность по имени Пятнистый! Думали, я, калека несчастный, ничего не понял? Да я вас насквозь вижу! Думали, я, старый маразматик, не окажу ищейке, солдафону, шарлатану и мыши сопротивление? Да я... Левкой, сюда! Живо!
Левкой - точная копия только что убитого хорька - вбежал в комнату.
-Звали, отец? Отец?
На несколько безумных секунд Пасечник замешкался: не запустить ли вторым шариком в Левкоя? А что? Эти мелкие выродки коптятся над своими костерками по полдня , в надежде, что пропитавший шкуру мех отпугнет отцовых пчел. Ха! Глиняные шарики наполнены муравьиной кислотой, а от нее насекомые дуреют настолько, что зажалят любой источник этого едкого запаха. Не лишне иногда об этом напомнить...
-Отец?...
-Заткнись! Я думаю... А не дать ли Розамунде их всех перецеловать? Как-никак, а они шпионы, моего полубратца-слизняка.
-Отец, там весь двор бражники наводнили...
-Плевать! Тащи каталку!
Хорек отошел в злополучный угол и выкатил тележку с тем, что прежде было его матерью. Туша была в полтора раза мельче Пасечника, но почти такая же толстая. Шерсти на трупе почти не осталось, а кожа задубела от пчелиного воска, еще держащего форму лап, тела, даже мышц лица, скривившихся в предсмертном крике давностью в шесть сезонов. Из иссохших ушей, ноздрей, перекошенного рта и пустых глазниц лезли пчелы, от чего создавалось впечатление, что Розамунд гримасничает.
Так вот значит, где был второй улей!
За стеллажом, опрокинутом Хэнниганном, открылись свечи, в подсвечниках из черепов, груды костей и муравьи, обгрызающие с них гнилые жилы...
И среди этого царства смерти высился на своем троне-стульчаке виновник всех этих мрачных торжеств - главный палач и душегуб, тот, что некогда мог стать великим вождем на хорьковом Плато, тот что мог в былые времена подарить островитянам много сезонов мира, тот, что прежде убийцей не был.
-Роззи, поздоровайся с мерзкими предателями, - Пасечник мерзко захихикал. - Поцелуй-ка их на проща...
Снаружи кто-то закричал, и что-то большое, крылатое, с грохотом снесло полкрыши Усадьбы, заставив Пасечника взвыть от гнева, а оставшихся его детей - высыпать с копьями наперевес навстречу горностаю, кунице, квази-хорю и мыши.
Можно понять многое. Можно было понять, что Пасечник прогнил окончательно. Можно было понять, следуя из этого, его действия, направленные на уничтожение всего и вся. Но нельзя было осознать того, что творилось сейчас.
Щепки летели во все стороны. Симе не хотелось поворачиваться лицом к тому, что стояло сзади, ибо это нечто было значительно крупнее её.
"Откуда оно здесь? Что ему здесь надо? Предки, если это и есть тот покой, о котором я просила для себя, то пусть он придёт мгновенно!"
Мышка не сильно боялась смерти. Она боялась мучений перед смертью. Она села на коленки и, обхватив голову лапками, начала медленно раскачиваться из стороны в сторону и болезненно пищать, как умолешённый. Это было практически так.
Патч, до сего момента стоявший неподвижно, сорвался с места и шмыгнул к лестнице, мимо проносящихся копейщиков. Последний шарик с муравьиной кислотой просвистел над правым ухом: видимо, Пасечник уже опомнился, решил квази-хорь.
Лекарь рванул вниз, перепрыгивая через три ступеньки, а приземлившись на первом этаже, ринулся искать оружие и плот. Обломки последнего лежали в одном из костерков часовых. "Паршивый пациент, что кусает лапу, дающую лекарство," - пробормотал Патч и спешно проверил другие закутки: отдельные загоны находились под соломенной или же деревянной крышей, иные - под открытым небом. Плот был не маленьким, но в каждом из опустевших костерков щелкали свежие обломки. Ладно, это все пустое. Главное найти плот Пасечника, он должен быть где-то...
... Возле самой воды, под балконом второго этажа, действительно, оказался второй плот, тем более, тут же было свалено и оружие: кинжалы, луки, отравленные когти Патча. Но прежде чем Мышеедоед приблизился, уже знакомая хорьчиха, встретившая друзей у входа в усадьбу пару часов назад, сбила его с ног. Комок меха и зубов подкатился к самой кромке воды, когда Патч поставил часовой подножку швырнув настырную особу в озеро. Под лязг пираньих челюстей и визг хорьчихи он сунул за пояс когти, в левую шестипалую лапу - меч, в правую сгреб оружие Стальнолапки и Ганслингера. Он почти не помнил, как отдал клинки и луки товарищам, но в тот момент комната уже задымилась. "Кто-то опрокинул жаровню".
Отбивая удары копий, Патч начал пятиться к окну...
Пасечник с ревом катился на Симу, полулежа на каталке с крошечными колесиками, помогая себе здоровой лапой. Узенький лоб взмок от пота и гноя, мутные глаза лихорадочно блестели:
-Убью, шмакодявка! - орал он.
От Патча, Линга и Стальнолапки ее отделяло пять копейщиков, а гноящаяся хлюпающая груда жира катилась прямо на нее.
-Дай веревку!
Грубоватый баритон звучал грозно, но, несомненно, сулил меньшую опасность, чем обезумевший хорь, потому что лапа протянувшаяся к Симе сзади, коснулась плеча почти ободряюще.
-Веревку, храбрая восточница! Дай свою веревку!
"Я же всё правильно сделала"-промелькнуло в голове куницы, стремящейся выйти наружу подальше от этого кошмара.Конечно, в её племени на жертвоприношениях тоже не самые приятные сцены можно увидеть, но всё-таки о существовании ТАКОГО она даже не подозревала.Стальнолапка метнулась в проём и оказалась на траве среди суматохи.Ещё не сильно разбираясь в происходящем, она краем глаза заметила Патча и побежала за ним, распоров брюхо нескольким встретившимся хорькам, однако не успела и, прижавшись спиной к чему-то твёрдому,принялась отбиваться от копейщика.Куница перехватила правой лапой наконечник копья и, отведя его в сторону,врезала кулаком по морде противника.Освободившись от него, она подбежала к уже вернувшемуся Патчу и взяла принесённый им клинок во вторую лапу, после чего направилась к основному сражению.
Как только послышались звон стали, дрожание копий и первые крики умирающих, Сима упала на пол и зажмурила глаза. Её мордочка была белой, точно её высушили под палящем солнцем и надели на неё словно маску. Не обращая внимание на всё, что творится вокруг неё, она тихо начала повторять себе:
- Покой. Покой. Покой. Покой. Покой. Покой. Покой. Покой...
Эти слова звучали постоянно, но с разной интонацией и громкостью. Казалось, мышкой постепенно охватывает безумие...
Тьма. Звуки (даже крики Пасечника) всё больше уходили вдаль и превращались в непонятное колебание воздуха, природу которой Сима не понимала и не желала понимать. Что-то коснулось её плеча.
-Дай верё...! - прозвучало над её головой, и дальнейшие звуки утонули в бордово-чёрной мгле маленького существа.
Не понимая зачем, мышка отвязала верёвку от себя и положила рядом с собой.
- Хьопинь. Хьопинь. Хьопинь. Хьопинь. Хьопинь. Хьопинь. Хьопинь. Хьопинь...
Отредактировано Сима Хасима (28 декабря, 2017г. 09:26)
Ганслингер, пока наблюдал всё происходящее, чувствовал себя просто ужасно. Своими глазами он увидел, как Пасечник убил одного из своих детей, бросив в него какой-то шарик, видимо тем самым натравив на него пчёл. Однако реакция этого мешка с гноем и жиром на ответ горностая явно порадовала юного изобретателя-оружейника - неплохо он вогнал в ступор Пасечника, который явно считал себя умнее всех, кто в помещении находился. Не успел Ганслингер насладиться этой победой, как начало твориться вообще нечто невообразимое. Сначала что-то гигантское снесло крышу, а теперь здесь и вовсе творится настоящий хаос. На него и его друзей напали хорьки с копьями и кроме того начался пожар! Всё это до глубины души напугало Ганслингера, потому он уже был готов начать вопить, зовя на помощь. Однако, воинственно настроенные хорьки и их копья тут же оказали на Линга прямо противоположное действие. Он тут же бросился на хорьков, нанося удары им кулаками, и даже сумел у одного из них вырвать из лап копьё.
- Убийцы позорные! Не возьмёте! Не умру я, стоя на коленях! Не заставите! - кричал горностай, нападая на хорьков и явно пребывая в состоянии боевой ярости, - Вот вам! Сам погибну, а друзей уберегу!
Пасечник едва не сшиб Симу с ног, но когтистая лапа промахнулась, прочертив длинные борозды на деревянном полу. Клыки обнажились, впрочем, как и язвы: словно бы тело толстяка покрывали бессчетные голодные рты...
-ЙйяяяааАААааррр!!!
Исполинский ястреб в маске из птичьего черепа, стоявший позади мышки, простер крылья и заклекотал, что-то темное и коренастое спрыгнуло с его спины, подхватив симину веревку. Зверушка, похожая на крепко сбитую ласку, обхватила лианой жирную шею Пасечника, перескочила на его круп и с силой рванула назад.
Кракк!
Шея хорька сломалась с тошнотворным треском, и бездыханная туша повалилась назад, пробив-таки доски пола, канув в пучину озера, плескавшегося под Усадьбой.
В последний миг, прежде чем труп Пасечника исчез, странная ласка отскочила в сторону, подхватила мышь на плечо и, вновь оседлав своего ястреба, взмыла в небо. С высоты птичьего полета, Сима могла видеть, как пылает Усадьба, как кружатся в дыму пчелы и бражники, как умирают последние хорьки перевязки под ударами ее спутников...
Как еще два ястреба разбивают бойницы оплота пчеловодов.
Таинственная наездница переносит Симу Хасиму в скалы на подступах к Парящему Остову.
Меж тем, отроки Пасечника словно взбесились, словно бы смерть их жуткого родителя лишь напитала их новыми силами и яростью. Один хорек отлетел прочь, проткнутый копьем Ганслингера, второй хватался за горло, располосованное когтями Патча. Еще двоих сразила куница.
Но остальные еще наступали, тесня друзей к балкону.
-Леди Сима несколько опередила нас, - прокричал Патч, отбиваясь от очередного копейщика. - Но нам придется добираться своим ходом. Под балконом привязан плот, пути отрезаны, придется прыгать вниз, однако...
Настырный копейщик рухну замертво.
-... Так вот, однако прыгайте аккуратнее: неровен час, промахнетесь и переломаете лапы об причал. Или в воду ухнете, пираньям на корм. Так что прыгаем по команде... Сейчас... Давайте!
Несмотря на натиск хорьков, Ганслингер дрался с ними, даже не думая ослаблять атаку. Как только горностай пронзил брошенным копьём одного из детей Пасечника, он остался без оружия. По крайней мере так ему казалось, ведь Патч умудрился отдать ему и Стальнолапке их оружие. Быстро схватив лук и вложив в него стрелу, горностай выстрелил в ближайшего хорька-копейщика, осмелившегося подскочить слишком близко. Тут же раздался голос Патча, призывающий всех друзей... прыгать вниз с балкона. Выбирать явно не пришлось, учитывая, что бежать было просто некуда.
- Ну что ж, прыгать так прыгать, - выдохнул Ганслингер в ответ на слова Патча и как только раздалась команда "Давайте!" он сразу же повесил за спину через плечо лук и сиганул вниз, рухнув на край плота. От удара о плавучую деревянную конструкцию Линг едва не потерял сознание, но тут же завопил от боли в задней лапе, оказавшейся в воде. Он быстро вытащил назад пострадавшую лапу, где зияло несколько свежих ран, нанесённых зубами пираний.
- Ну и кусючие же рыбки... Уй!
Куница заметила слишком близко подошедшего хоря и пронзила его клинком, в очередной раз забрызгавшись кровью.Пока основная часть толпы находилась поодаль, она срезала у него с пояса склянку с мёдом и запихнула её в сумку, после чего отрезала передние лапы и, спрятав кинжал в ножны, взяла их с собой.Стальнолапка подбежала к перилам балкона и, тщательно прицелившись, прыгнула в центр плота, после чего отползла к краю, уступая место Патчу.
-На, держи, любитель сладкого,-обратилась она к горностаю, передавая ему склянку мёда.-А я пока перекушу, а то со вчера ничего в животе не было.
Куница одну из лап прикрепила к поясу, а другую начала с аппетитом грызть, забрызгивая всё вокруг кровью.
Клекот усилился, и Патч соскочил с балкона в тот самый миг, когда ястреб протаранил балку меду этажами. Квази-хорь оказался на плоту, а поднявшаяся внезапно волна отнесла друзей почти на двадцать футов: это усадьба начала разваливаться, судорожными рывками погружаясь в кишащее пираньями Озеро. Победоносный клекот слился с невероятным воем обезумевших от боли и страха хорьков-перевязок...
-Вещунья Кванзи постаралась, - пробормотал Патч, глядя на мутную воду и обломки дерева. - К утру мы доберемся до берега, а там до Остова рукой подать... Все целы? Я... Ох, мастер Линг, я предупреждал о рыбах.
Квази хорь перевязал лапу горностая, все с тем же лекарским мастерством, а после взялся за очередной фосфоресцирующий столб.
-Нам повезло, что волна не смыла нас с Тропы-Чрез-Воды: на открытом озере, без весел, мы могли бы провести недели, даром добычи Стальнолапки нам бы не хватило.
Перебирая торчащие из воды столбы, друзья все больше отдалялись от братской могилы последних перевязок и прижизненного памятника их родителю, ушедшего вместе с ним.
"Удивительная вещь, эта память," - мысли Патча возвращаются к сестре, но не на долго.
Сиградд отодвинул ветки и вышел на берег озера.
- Какая здесь тишина и благодать... - прошептал он, - так бы и остался тут навечно. Как жаль однако, что эти дикари не додумались дать этому озеру достойное название.
Усевшись на одном из больших камней, горностай достал из рубахи старый, немного потрёпанный журнал, который он обычно использовал, чтобы делать важные записи или рисовать, и уголёк. Сиградд открыл журнал на последней странице, где был изображён корабль.
Он был бы обычным пиратским кораблём, если бы не некоторые детали, привлекавшие особое внимание. К носу корабля было приделано длинное, остро заточенное бревно, которое, по словам самого горностая, нужно было, чтобы "таранить вражеские суда." Корпус корабля был обшит металлическими листами, которые превращали его в некое подобие крейсера. Снизу, под рисунком, была подпись: "Стремительный Чекан".
Так Сиградд и сидел на камне, чертя что-то угольков в своём журнале и ожидая появления Ганслингера и остальных.
Озеро посерело, а на востоке по водной глади запрыгали угорьки солнечных лучиков.
-Еще несколько часов, и мы на месте, - сказал Патч, соскакивая на берег. Мышцы рук болели после долгой гребли. - В Прихожей нас встретит Кванзи, хозяйка ястребов, ускоривших кончину нашего дорогого друга Пасечника. Она не вещунья, отнюдь, но прозвищ получила за свои, гм, мрачные увещевания. Она смешает вас с грязью, будьте готовы, но душить, топить или скармливать пираньям не станет: сердце у нее доброе, в нашем предприятии она еще может помочь. Если все пойдет гладко, к вечеру мы вернемся на хорьковое Плато. Идемте.
Патч Клостер перемещается в тему Парящий Остов
Вы здесь » Остров Сокровищ » Квестовые эпизоды » Горное озеро, из которого берет свое начало река Атлауа